Сиреневый Кристалл - Страница 31


К оглавлению

31

В эти дни Иван Александрович часто бывает в белом низеньком доме под сенью кокосовых пальм, заботливо склонивших свои кроны над легкой черепицей. Домик прост и удобен. Широкая веранда почти со всех сторон окружает его внутренние и в жару сравнительно прохладные комнаты. Вечерами под неумолчный и ставший уже привычным шум живности, обильно населяющей тропики, Вудрум часами просиживает у кресла больного старика, слушая его содержательную, неторопливую речь, делясь своими планами изучения древней и загадочной истории Паутоо, невзгодами и сомнениями, с благодарностью принимая его советы.

Преойто — потомок старинного влиятельного паутоанского рода. Он сумел сочетать в себе высокую культуру некогда, могущественного и славного народа Паутоо и многое из того, что принесла на Восток европейская цивилизация. Он одним из первых паутоанцев получил блестящее образование в Европе, его дом стал центром для свободомыслящей паутоанской интеллигенции и объектом подозрительного внимания колониальных властей. Преойто много сделал для своих соотечественников, достиг огромной известности и почета, оставаясь скромным, доступным и бескорыстным.

«Я не перестаю восхищаться Преойто, — пишет Вудрум Наталье Васильевне. — Ты не представляешь себе, как скромен уклад жизни этого и по происхождению, и по личным достоинствам выдающегося человека.

Я испытываю ни с чем не сравнимое ощущение радости, которое доставляет мне общение с Преойто. Его неторопливые, полные достоинства манеры показывают человека содержательного и уравновешенного. Все в нем говорит, что он унаследовал мудрость многих веков. Всегда чувствуешь себя в присутствии этого величавого паутоанца невозможно наивным и малоопытным.

Наш господин Шираст весьма скептически, даже неодобрительно относится к моим визитам к Преойто. А я люблю у него бывать, отдыхаю у него душой и вовсе не намерен разделять страхов Шираста, уже потому настороженного, что Преойто — гордость и знамя паутоанцев — не угоден властям метрополии. Его стремление обеспечить торжество идеалов — истины, добра и красоты, его проповедь справедливости (он считает, что в мире должен быть один главенствующий закон справедливости, в силу которого никто не смеет строить своего счастья на несчастье другого) еще кое-как устраивает власти. Но их страшит другое. Преойто авторитетен, к его словам прислушивается народ, а он идет дальше многих националистов и учит, что надобно стремиться не к тому, чтобы заменить европейских властителей на паутоанских, а к правлению, действующему в интересах народа, служащему народу, к ликвидации бедноты и нищеты во всех ее проявлениях. Этого-то учения ему и не могут простить власть имущие. Ни европейские, ни паутоанские…»

Каждое свидание с Преойто радует Ивана Александровича, прибавляет бодрости и уверенности. После любой встречи с ним легче переносить тяжелую обстановку, сложившуюся из-за Шираста. Шираст стал набирать в поисковую группу новых людей. Подчас он не утруждает себя тем, чтобы согласовать с Вудрумом свои действия, и явно стремится к тому, чтобы окружить себя нужными ему людьми. Незаметно получилось так, что русские оказались в меньшинстве. Нет былой сплоченности, единства, во всем начинает царить дух делячества.

Александра Вудрума не узнать в эти трудные дни. Он оживлен, деятелен. Впервые встретившись с житейскими невзгодами, с людьми разными, в том числе и нечистоплотными, а зачастую просто подлыми, он включается в борьбу активно, проявляя себя далеко не мягкотелым, настойчивым и, когда надо, даже отважным. Неиссякаемый оптимизм Бориса Шорпачева, несомненно, служит ему примером, и «русская партия», хотя и малочисленная, держится стойко. Находчивый, общительный Шорпачев сумел ближе других европейцев сойтись с рабочими-паутоанцами, стать и среди них своим человеком. Он вскоре выяснил, что Шираст в числе нанятых рабочих привез замаскированного служителя храма Буатоо. Узнав, что его секрет раскрыт Шорпачевым, Шираст стал еще хуже относиться к юноше, выжидая удобного повода, чтобы уволить его из экспедиции.

Иван Александрович, его друзья не могут понять причины двойной игры Шираста, сперва недовольного наладившимися отношениями с жрецами, а затем установившего с ними какие-то подозрительные связи. Услышав об этих происках, Вудрум то впадает в уныние, то грозится, несмотря ни на что, порвать с Ширастом и Ченснеппом. Однако он вскоре снова углубляется в работу, не в силах ничего предпринять, стараясь не обращать внимания на все ухудшающуюся обстановку в экспедиции.

А между тем успех следует за успехом. Расчищена часть площадки перед святилищем храма и уже найден кусок ветки, о которой можно с уверенностью сказать, что она из окаменевшей в свое время рощи, воспетой в легенде о Ракомо и Лавуме. Разобран завал нижнего портика храма, и там, среди хаоса обломков, найдена окаменевшая кисть руки Лавумы, а вскоре водолазы пробираются все дальше в глубь развалин и одному из них удается найти еще один обломок статуи Небесного Гостя, который Иван Александрович Вудрум считал ядром метеорита. Но и эта радость омрачается Ширастом. Шираст уж очень много времени проводит вне экспедиции, то и дело посещает высокопоставленных лиц колонии. За спиной Вудрума ведутся какие-то переговоры. Шираст сносится с метрополией, посещает губернатора и жрецов Буатоо. Возня эта неприятна и подозрительна Вудруму, он чувствует, что затевается что-то неблаговидное. Все это кончается совершенной неожиданностью: Шираст заявляет Вудруму о необходимости прекратить подводные раскопки, и притом безотлагательно.

31