А необлученная ветка? Судьба ее иная. Плазма, как и в первой ветке, проникла в ее сосуды, пробралась к листьям и почти мгновенно набросилась на самое лакомое для нее — хлорофилл. Цвет листьев из сочно-зеленых постепенно перешел в жемчужный, интенсивнее стала окраска цветов, но все это ненадолго. Процесс не был приостановлен облучением, силициевое вещество продолжало разрушать растение, и вскоре оно превратилось в серо-зеленоватую бесформенную массу.
Значит, и лесных великанов, не защищенных дымками туароке или нашими излучателями, постигнет участь второй веточки!..
Итак, в наших руках верное, хотя и маломощное, средство. Действует оно безотказно. Вот над позолоченной металлической чашечкой с плазмой мы помещаем прототип излучателя — ящичек со смолой, и плазма вспенивается, превращаясь в твердую, похожую на пемзу массу, — силициевое вещество уже безжизненно, не опасно, но и бесполезно. А ведь хочется сделать так, чтобы оно служило людям!
Нашей главной задачей являлось создание достаточно эффективного генератора.
Так делались первые шаги.
Сейчас, когда тысячи людей связаны с силициевой проблемой, трудно понять, почему мало известно о том, как все это начиналось. А мне особенно дороги воспоминания о тех днях. Тогда мы только прощупывали пути, неудачи следовали одна за другой, а первые успехи были радостны по-особенному. Конечно, в нашем подходе к вопросу много было несовершенного, но мы ни на миг не оставались спокойными, понимали, что добровольно и радостно обрекли себя на непроторенный, заведомо нелегкий путь. Да, это было чертовски трудное и прекрасное время, еще не омраченное бедой, вызванной людьми жестокими и алчными, людьми, которым не дано наслаждаться ни с чем не сравнимым чувством творческого подвига. Бескорыстного и удовлетворяющего, как ничто другое.
Физики и конструкторы разрабатывали эскизный проект генератора, началась работа по исполнению технического проекта. Часть заказов уже была размещена на предприятиях, изготовлявших электронную аппаратуру. Дело шло, но хотелось, чтобы оно шло еще быстрее.
Чем только мы не занимались в это время! Каждый день приносил открытия. Паутоанский университет напоминал осаждаемую крепость. В Макими съехались ученые из многих стран мира. Но беда была не в этом. Соотношение приехавших ученых и журналистов было примерно 1:10. Вот это было трудновато. Мурзарова, как человека, обладавшего характером далеко не мягким, если не сказать больше, назначили руководителем пресс-группы. Работать стало вольготнее. Журналисты были в панике.
Признаться, донимали нас тогда не только нашествиями извне, но и атаками изнутри. Это были более приятные атаки. При всей нашей занятости кое-каким из них мы не могли противиться. Группа студентов-старшекурсников, прикрепленная к нашей лаборатории, все же уговорила руководство построить «дворец сказочной красоты и величия» наподобие того, что описывала легенда о Рокомо и Лавуме.
И прельщала, и немного пугала мысль попробовать не в пробирках, а в огромном масштабе, на виду у всех и для всего народа продемонстрировать мощь силициевого вещества, умение человека владеть им — словом, и в наше время повторить то, что некогда делали в Век Созидания. Предстояло решиться на проверку наших возможностей. Мы пошли на это, рискуя и радуясь, рассчитывая, что в случае удачи наш эксперимент будет превосходным показом славного прошлого народа Паутоо, превратится в праздник его единства и преемственности. Душой этой затеи были паутоанские девушки-студентки. Это они переплели ветвями, увили гирляндами цветов железный каркас, оставшийся от лаборатории, «съеденной» силициевой плазмой. Из сотен самых различных растений искусно и со вкусом были сплетены башенки, арки, карнизы и балкончики. Листья веерных пальм, словно причудливое кружево, заполнили промежутки между колоннами, создав ажурные стены. Всю постройку венчала стройная башня из бамбука, затканная лианами, перевитая огромными цветами, достигающими полуметра в диаметре.
И начался праздник.
Он был тревожный и радостный.
Не так-то легко было решиться «поджечь» все это сооружение. Доктор Ямш, хотя и уступил настояниям молодежи, не переставал волноваться, опасаясь, как бы плазма не вышла из подчинения, не наделала бед. Тяжело отдуваясь, постоянно прикладываясь к термосу с охлажденным имшеу, он с юношеской легкостью обегал всю стройку, покрикивал, давал указания, предостерегал, ругал всех и вся, но так радостно и добродушно, что все понимали, что и сам он увлечен этой поэтической затеей.
Стало быстро темнеть. Новоявленные зодчие заканчивали последние детали. Площадку вокруг выросшего за несколько часов изумительного сооружения спешно убирали от не пошедших в дело растений, окружили канатом, за которым разместились сотни зрителей: студенты, ученые, преподаватели, гости, корреспонденты. Вспыхнули прожекторы, осветив со всех сторон дворец.
Наконец все было готово. Юсгор, Ару и я с осторожностью, уже вошедшей в привычку, с трех сторон «подожгли» благоухающее строение, вылив под его основание по тигельку силициевой плазмы.
Не прошло и десяти минут, как невидимое пламя охватило всю постройку. Вот уже ярче стали краски у основания колонн и пилонов, вот побледнели кружевные стены. А там, на нижнем карнизе, вспыхивают пунцовые цветы, чтобы навеки окаменеть, превратиться в нетленные и все такие же прекрасные чашечки. Часа два — и изменили окраску самые высокие цветы, украсившие шпиль башни. Все здание стало полупрозрачным, каждая его деталь немного набухла от переполнявших ее живых силициевых соков, все спаялось, слилось в единый ансамбль, а вскоре в свете вольтовых дуг сооружение стало переливать всеми оттенками радуги, но не яркими, а нежными, едва уловимыми, такими, как на гигантской раковине. Перламутровым отблеском заискрились колонны, орнамент, пилястры и сетчатые тонкие стены.